|
СИМФОНИЯ ПОСТАПОКАЛИПСИСА
Симфонический авангард не реформировал правила и алгоритмы, принятые в музыкальной культуре, отточенные веками в борьбе эксперимента с общественным сознанием, и считавшиеся на тот момент вершиной музыкальной мысли. Он не успел этого сделать - реформация сразу же вырвалась за возможные границы и все вершины оказались слишком далеко, чтобы по ним можно было ориентироваться в пути. Классические приемы музыкальной культуры, как и многие другие довоенные системы ценностей, из живых истин превратились в заспиртованные пособия, пылящиеся на полках истории искусств в ожидании очередного курса скучающих студентов. В середине 20-го века музыка концептуально, социально и технически отставала на десятилетия от литературы, сценических и изобразительных искусств, уже совершивших свои революции — эволюционный скачок музыкальной культуры был неизбежен. Методы композиторов-сериалистов начала 20-го века, построенные на рациональной логике, оказались неприменимы в послевоенной мире. Европейское общественное сознание не могло оставаться прежним. Новации коснулись всех областей культуры, но именно музыка оказалась готова к радикально-адекватной реакции на опыт Второй мировой. Остро востребованный временем крик боли-отчаяния-недоумения-стыда не мог найти другого воплощения, свободного от прошлого. Композиторы-экспериментаторы 50-60-х годов не были трюкачами, вольнодумцами или интеллектуальными маргиналами — апостолами искусства-для-искусства, они были генераторами всеевропейского послевоенного стона, постапокалиптическими плакальщиками по утраченным рационалистическим и прогрессистским надеждам цивилизации. Создатели симфоавангарда строили свой музыкальный мир на различных, часто противоположных системах и моделях — физических, математических, философских, и, наоборот, внесистемных и иррациональных, но поразительный факт — язык на котором их работы говорят со слушателем настолько схож, что персонификация по стилистическим признакам становится трудновыполнимой, а для слушателя просто бесполезной. Изнасилованная, уничтоженная, растерянная Европа могла в эти годы изъясняться только так, кто бы ни пытался говорить от её имени. Им, юродивым мирового апокалипсиса для этого был дан великий дар абсолютной творческой свободы, и новая музыка взорвалась в центре неоклассического болота, опрокинув только-только пришедшего в себя послевоенного обывателя, ввинчивая в его сопротивляющийся мозг вечную истину нового искусства: «Не спи, не спи, мир страшен и непредсказуем, сон разума...». Ничего подобного не могли сказать страны-победители - СССР, Великобритания и США (Кейдж только прорастил семена, собранные на полях послевоенной Европы). Страны победители имели объяснимое право и возможность жить довоенными ценностями, в том числе неоклассическими фантазиями — патриотическими и развлекательными. Быстроокукливающийся европейский неообыватель тоже торопился сделать всё «как было» и всё забыть, тогда как симфоавангард, взяв на себя роль транснациональной совести, строил абсолютно достоверную музыкальную аллегорию пережитого ужаса, со всей изобретательностью возвращая его человечеству. Пощечина общественному вкусу, была не самоцелью и не творческим методом (как для последующих поколений художников) она была следствием рассогласования авторской и потребительской программ. Композиторы-экспериментаторы не создавали собственно музыку — их звуковые картины не предназначались для человеческого слуха и мозга. Это было невербальное оценочное суждение европейского общественного сознания о пережитом конца света — его звуковое оформление, и это было возможно только в таком историко-географическом и культурном контексте. За 60 лет мало что изменилось в Новой музыке. Но менялось восприятие. На смену скандалам пришли равнодушное неприятие, затем вежливое понимание, и в конце концов — интеграция в историю музыки и в симфоническую классику. Возможно истеризация современной жизни создала среду для её адекватного восприятия. Так или иначе, цунами симфоавангарда, выносившее мозг обывателя в 50-60-е годы разлилось по рельефу современной культуры, заполнив как имевшиеся, так и новооформившиеся провалы. Современная культура музыкального потребления, намного более лабильная, чем 50-60 лет назад, уже впитала весь воспринимаемый диапазон сонорики электронного и цифрового синтеза, конкретную и шумовую музыку, полиритмию, все этнические формы звукостроения, но большая часть Новой музыки так и осталась дикой и неприемлемой для большей части аудитории, в том числе образованной. Когда-нибудь, на очередном витке конца света, эта музыка станет понятной каждому. И несколько произведений всегда должны быть под рукой. Вместе с паспортом, мылом и спичками... Смотри также |